During those weeks in Austria he looked after my affairs
with the diligence of a good mother hen.
Joseph Brodsky, «To Please a Shadow» (1983)
Бродский для многих своих читателей изучающих английский язык, служил Вергилием в сумрачном лесу американской поэзии — кто такой Роберт Фрост ему доводилось объяснять еще Ахматовой. В отличие от Фроста, герой этой заметки, У.Х.Оден СССР не посещал, однако его влияние на поэтику Бродского сложно переоценить. Лев Лосев в биографии Бродского указывал на явные переклички с Оденом в таких стихотворениях, как «Я обнял эти плечи и взглянул», «На смерть Т.С. Элиота», «Натюрморт», и отмечал, что «тема “Бродский и поэтика Одена” не умещается в рамках данного очерка, она заслуживает серьезного исследования». Однако, приступим к делу и процитируем самого нобелиата: «К концу моего существования в Советском Союзе — поздние шестидесятые, начало семидесятых — я Одена знал более или менее прилично. То есть для русского человека я знал его, полагаю, лучше всех. Особенно одно из сочинений Одена, его “Письмо лорду Байрону”, над которым я изрядно потрудился, переводя. “Письмо лорду Байрону” для меня стало противоядием от всякого рода демагогии. Когда меня доводили или доводило, я читал эти стихи Одена».
«Письмо лорду Байрону» едва ли не самое длинное стихотворение Одена, в котором он, обращаясь к великому английскому поэту первой четверти XIX века, описывает свое путешествие из Великобритании в Исландию в 1936 году, за три года до переезда в США. Стихотворение, как и приличествует Одену, пронизано иронией, например, там есть такие строки:
Indeed one hardly goes too far in stating
That many a flawless lyric may be due
Not to a lover’s broken heart, but ‘flu.
Наверное, многим читателям Бродского, тут же придут на память остроумные строки из его «Венецианских строф»:
О, девятнадцатый век! Тоска по востоку! Поза
изгнанника на скале! И, как лейкоцит в крови,
луна в твореньях певцов, сгоравших от туберкулеза,
писавших, что — от любви.
Поэт здесь, разумеется, развивает ироничную мысль Одена. В певце, можно узреть самого лорда Байрона, если угодно, автора «Оды Венеции», правда, последний умер, кажется, все таки от малярии!
«Письмо лорду Байрону» интересно еще и тем, что в нем Оден ставит прозу выше поэзии:
Then she’s a novelist. I don’t know whether
You will agree, but novel writing is
A higher art than poetry altogether
Бродский же, как мы помним из эссе, посвященного Цветаевой, проповедует совершенно противоположную иерархию. Т.е. в сущности, Бродский спорит с Оденом, не ссылаясь на него — можно предположить, что поэту не хотелось подчеркивать расхождения со своим английским прообразом.
Вернемся к названию стихотворения — жанр письма великому мертвому поэту, видимо, придумал Оден. «Письмо Горацию», которому, кстати, предпослан эпиграф из Одена, Бродский сочинил незадолго перед смертью. Поэт в нем размышляет о возможности перевоплощения древнего римлянина в американца, который в более раннем очерке титулован «трансатлантическим Горацием». Название одного оденовского стихотворения, разбору которого Бродский впоследствии посвятил целое эссе, он взял без изменений — «1 сентября 1939 года». Любопытно, что ироничную характеристику Одена «mother hen» Бродский тоже позаимствовал у его биографа Чарльза Осборна, Лосев почему-то считал, что бессознательно.
И раз уж мы пишем на языке, на котором пишем, было бы неправильным воздержаться от дальнейшего цитирования письма лорду:
I must remember, though, that you were dead
Before the four great Russians lived, who brought
The art of novel writing to a head…
Скорее всего, Оден не согласился бы с анекдотическим «Пушкин жил, и ничего».