Вальтер Беньямин известен главным образом как философ, но в корпусе его сочинений можно выделить группу текстов в особом поджанре — это записи сновидений. Во сне сознание более непосредственно имеет дело с желаниями, а образы, которые видит спящий, зачастую сильнее задействуют эстетическое восприятие, чем искусство и литература наяву. К возможности заглянуть в себя глубже через призму сна Беньямин относился серьёзно. В 1928 году он отправил целый ряд своих сновидений Игнацу Йежоверу для его монументальной антологии «Книга снов», а разрозненные пересказы увиденного во сне рассыпаны по многим его произведениям. В 1932 году он послал несколько текстов под общим названием «Автопортреты спящего» в пражскую газету Die Welt im Wort, но в этой форме публикация при его жизни не состоялась. Публикуемый V.M русский перевод «Автопортретов» следует версии, в оригинале вошедшей в сборник Träume (Herausgegeben und mit einem Nachwort versehen von Burkhardt Lindner, Frankfurt am Main, Suhrkamp Verlag, 2008).
АВТОПОРТРЕТЫ СПЯЩЕГО
1. Внук
Решили поехать к бабушке, на дрожках. Был вечер. Сквозь стекла в дверцах коляски я видел свет в нескольких домах, таких, какие были в старом западном Берлине. Я сказал себе: это свет еще из тех времен, тот же самый свет. Но вскоре о настоящем времени напомнил фасад, врезанный в переднюю сторону сплошной полосы старых домов, еще не достроенный. Дрожки пересекли перекресток Штеглицерштрассе и Потсдамерштрассе. Когда мы продолжили путь по другой стороне, я внезапно спросил себя: а как же было раньше, когда бабушка еще была жива? Разве тогда не было бубенчиков на упряжке? Нужно прислушаться, нет ли их. Я сейчас же прислушался и действительно услышал звон бубенцов. Одновременно мне показалось, что коляска больше не едет, а скользит по снегу. На дороге теперь лежал снег. Дома плотно сдвинули крыши странной формы, так что меж ними едва проглядывала тонкая полоска неба. Крыши заслоняли собой облачную массу в виде колец. Я хотел указать на эти облака и сам удивился, когда вместо этого назвал их «луна». В апартаментах бабушки оказалось, что все необходимое для угощения мы привезли с собой сами. На высоко поднятом подносе по коридору несли кофе и кекс. Между тем стало ясно, что его несут в бабушкину спальню, и мне стало жаль, что она не встала к нам. Но скоро я уже готов был с этим смириться. Столько времени с тех пор прошло! Когда я вошел в спальню, в постели лежала юная, рано созревшая девушка в голубой, несколько несвежей робе. Она не была укрыта и, кажется, довольно свободно раскинулась на постели. Я вышел и теперь заметил в коридоре шесть или больше детских кроваток рядком. В каждой кроватке сидело по младенцу, и все они были одеты по-взрослому. Мне ничего не оставалось, кроме как мысленно причислить эти создания к членам семьи. Из-за этого я совершенно растерялся и проснулся.
2. Ясновидец
Над большим городом. Римская арена. Ночь. Гонки на колесницах, все происходящее имеет отношение — как мне подсказывает смутное осознание — к Христу. В центре общей картины сна — Мета. От площади, где расположена арена, склон холма круто сбегает вниз к городу. У его подножия я встречаю катящийся трамвай, на его задней площадке я замечаю — в красном обгорелом облачении проклятых — свою близкую знакомую. Вагон проносится мимо, а прямо передо мной вдруг стоит ее друг. Затаённая улыбка подсвечивает сатанинские черты его неописуемо красивого лица. В поднятых надо мной руках у него палочка, которую со словами «Я знаю, что ты — пророк Даниил!» он разламывает у меня над головой. В то же мгновение я слепну. Теперь мы идем по городу дальше вниз, скоро оказываемся на улице, где справа стоят дома, а слева — открытое поле. В конце улицы — ворота, мы шагаем к ним. Тут в окне на первом этаже дома по правую руку показывается призрак. И когда мы пошли дальше, он сопровождал нас по внутреннюю сторону окон всех следующих домов. Он проходил сквозь стены и двигался на той же высоте, что и мы. Я его видел, хоть и ослеп. Я чувствовал, что мой друг страдает от его пристального взгляда. Тогда мы поменялись местами: я пошел ближе к ряду домов, заслоняя друга собой. Когда мы дошли до ворот, я проснулся.
3. Любовник
Мы с подругой пошли то ли на прогулку, то ли в поход в горы, были сейчас в пути уже на подходе к вершине. Странно, но я считал, будто понял это, глядя на очень высокий столб, уходивший в небо под наклоном из поверхности нависшей скалы, которую пересекал. Когда мы дошли до самого верха, оказалось, что там вовсе не вершина, а скорее горное плато, и по нему тянется широкая улица, образованная довольно высокими старинными домами по обе стороны. Теперь мы уже не шли пешком, а сидели в коляске, которая ехала по этой улице. Мы сидели рядом друг с другом, спиной к направлению движения, как мне казалось; хотя, может быть, коляска сама изменила направление, пока мы в ней ехали. Я наклонился к возлюбленной, чтобы ее поцеловать. Она подставила мне не рот, а щеку. И когда я ее целовал, я заметил, что щека сделана из слоновой кости и пересечена по всей длине черными, искусно заполненными желобками, которые тронули меня своей красотой.
4. Знающий
Я вижу себя на складе магазина Вертгейма перед плоской коробочкой с деревянными фигурками, например барашком, они все в ней собраны вместе, будто звери в игрушечном Ноевом ковчеге. Только этот барашек еще более плоский и сделан из грубой некрашеной древесины. Эта игрушка влечет меня к себе. Я прошу продавщицу показать ее мне, и тогда оказывается, что животные складываются вместе, как элементы некоторых волшебных наборов: они обтянуты цветной лентой, каждая деталька легко отстает от соседствующей, иногда они все синие, иногда все красные в зависимости от того, как игрок выбрал ленту. Когда я разобрался в устройстве этих магических дощечек, они мне понравились еще больше. Я поинтересовался у продавщицы ценой и удивился, что игрушка стоит больше семи марок. Пришлось — с трудом — отказаться. Уже отворачиваясь, я краем глаза замечаю нечто неожиданное. Вся конструкция изменилась. Плоская доска теперь стоит наклонно, и в верхней части у нее ворота. Проем внутри ворот заполняет зеркало. В зеркале я вижу, чтó происходит на наклонной плоскости: это круто поднимающаяся вверх улица, двое детей движутся по левой стороне. В остальном она пуста. Все закрыто стеклом, а дома и дети на улице ярко раскрашены. Теперь я больше не могу противостоять желанию, плачу за игрушку и забираю ее с собой. Я хочу показать ее вечером друзьям. Но в Берлине волнения. Нацисты угрожают рейдом в кафе, где мы встречаемся; в горячечном обсуждении мы рассматриваем другие кафе как возможное место встречи, но ни в одном мы не сможем, как нам кажется, чувствовать себя спокойно. Тогда мы идем в экспедицию по пустыне. Наступает ночь; неподалеку от разбитых палаток ходят львы. Я не забыл захватить свое сокровище и любой ценой хочу показать его друзьям. Но возможности никак не представляется. Все слишком захвачены Африкой. Тут я просыпаюсь, не успев рассказать секрет, который мне тем временем открылся в своей полноте: игра
раскладывается в три шага. Первая фигура: та самая разноцветная улица с парой детей. Вторая: хитрый механизм из тончайших колесиков, поршней и цилиндров, валиков и передач, и все это сделано из дерева и движется в одной плоскости без участия людей и совершенно беззвучно. И, наконец, третья фигура: картина нового строя в Советской России.
5. Молчун
Поскольку во сне я знал, что пора покидать Италию, я уехал с Капри в Позитано. Мной владела мысль, будто часть этого ландшафта достижима только для того, кто в покинутых местах, плохо для этого пригодных, причаливает справа от действительной точки причала. Во сне это место ничем не походило на действительность. Не найдя тропы, я поднялся на высокий склон и наткнулся напокинутую дорогу, широко простиравшуюся в по-северному угрюмом лесу под трухлявыми елями. Дорогу я пересек и оглянулся назад. То ли косуля, то ли заяц или еще кто-то бежал бегом вдоль дороги слева направо. Я же двигался вперед и знал, что Позитано лежит поодаль от этой безлюдной местности, слева, чуть ниже места в лесу. И тут, всего в нескольких шагах, стала видна еще одна, старая и давно покинутая его часть — большая, заросшая некошеной травой площадь, по длинную левую сторону которой стояла высокая древняя церковь с большой часовней или крестильней, примыкавшей, как огромная ниша, к ее правой узкой стороне. Кажется, площадь огораживало несколько деревьев. Во всяком случае, там стояла высокая железная решетка, на большом расстоянии охватывавшая широкое пространство, на котором стояли оба здания. Я подошел к решетке и увидел, как по площади скачет лев, делая сальто-мортале. Он сделал стремительный прыжок в сторону невысоко над землей. Сразу после этого я с ужасом заметил слишком большого быка с двумя мощными рогами. И не успел я рассмотреть обоих зверей, как они прошли через зазор в ограждении, которого я раньше не заметил. В мгновение ока перед ними возникло несколько священнослужителей и других людей, под их руководством выстроившихся так, чтобы принять распоряжения в согласии с тем смыслом, на который указывали звери, чья мощь сейчас казалась смиренной. Дальше я не помню ничего, только как ко мне подошел один из братьев и как я ответил на его вопрос, не молчун ли я, звонким голосом, невозмутимость которого удивила меня во сне: «Да!»
6. Летописец
Над императором шел суд. Правда, всего-то и было, что подиум, на нем стоял стол, а за столом опрашивали свидетелей. Сейчас свидетельствовала женщина с ребенком, девочкой. Она должна была дать свидетельство, что император с его войной разорил ее. Чтобы подтвердить свои слова, она указала на два предмета. Это все, что у нее осталось. Первым предметом была метла на длинном черенке, при помощи которой она еще могла держать свой дом в чистоте. Вторым предметом был череп. «Император настолько вогнал меня в нищету, — сказала она, — что у меня нет другого сосуда, чтобы напоить ребенка».
Книга Вальтера Беньямина «Рассказы и сны» в переводе и с предисловием Анны Глазовой готовится к выходу в издательстве «Носорог»