Сам ты Юпитер

Фрагмент

В вашем доме никогда не должны заканчиваться картофель, просо, розмарин, зеленый горошек. Картофель отвечает за приземленность, просо за устойчивость характера, розмарин это душа, а горошек, видите ли, ни за что не отвечает и ничего не символизирует. Каждая горошина пристально наблюдает за вами.

 

Столкновение

Примерами для подражания были Спиноза и Че Гевара, Валерий Чкалов и Санчо Панса. Брожение умов превращало мироустройство в дровяной сарай, самое главное вываривалось, конечно, в погребе, где рядом с банками солений были припрятаны и топор, и печатная машинка. Дети не отвечали за родителей, и самостоятельно изучали азбуку Морзе – с отчаянием, но и должным смирением. От каждого устного и печатного слова ждали чуда, но чудеса были крохотными, а новые люди старели стремительно. Рыдать и хохотать было стыдно.

Торговец коврами сказал шепотом – хотите посмотреть на самый древний экземпляр в моем фургоне? Исфаханской работы, 17-й век, не на продажу. Я назвал этот ковер Шанбе, что значит суббота. С тех пор как Шанбе попал в мои руки, лазутчики охотятся за мной, моя жизнь в опасности, а я счастлив.

Я стал хуже всех, потому что надо мной смеялись. Сколько себя помню – надо мной всегда потешались и смеялись, что может быть хуже.

Стекло оказалось бракованным. Поставщик клялся и божился, что молочная дымка уйдет с первыми лучами солнца, нужно только установить рамы под углом к несущим панелям. Заказчика звали, кажется, Роберто или Массимо, он ценил первозданную красоту и вообще был против стеклянных изысков. Роберто улыбался, поставщик обмяк и встал в угол, как наказанный.

Главный герой на войне всегда ранен, всегда в подвешенном состоянии, когда он бормочет «будьте все вы прокляты», мы доверяем ему, он – под морфием, он жаждет ясности.

В трещине под подоконником прятались кабаны, уцелевшие на охоте.

Мы ищем людей со способностями исключительного внимания. Нужна не просто феноменальная наблюдательность или фотографическая память. Внимание подразумевает вовлеченность, то есть с предметами и событиями устанавливается личная связь. И как следствие – персональная ответственность за сценарий, никто не должен пострадать. Как воспитатели в детском саду, та же миссия.

 

Красная палатка

Чтобы покончить с проклятым прошлым, мы переснимем фильм Калатозова «Красная палатка». Понимаете, не римейк, но точная копия, сцена в сцену, кадр в кадр. Гениальную музыку Зацепина оставлять категорически нельзя, это обязательное условие, музыка вообще не нужна, никакая. Безумно дорогой и жестокий проект, я отдаю себе отчет, но если все получится, мы – может быть – очнемся живыми. Мы остановим время, понимаете – искусство здесь ни при чем, искусству здесь не место.

Завод работает в три смены, начальник литейного похож на бурундука, начальник штамповочного – на оленя. На летучке олень был громче, но бурундук отчаяннее. Директор нависал над столом, неожиданно вспомнил, как в детстве прыгнул с маминым зонтиком с крыши. Ненавижу вас всех – также неожиданно заключил директор.

Себастьян записался на курсы реставраторов холодного оружия, открыл для себя эбонит и точечную сварку, до него не дозвонишься, прощай, Себастьян.

 

Легенда о Каспере

Каспер прославился моделированием коммуникативных систем, но научпоп заинтересовался прежде всего расчетами уровня влюбленности, обозвав его открытие алгоритмом похоти. Каспер неумело негодовал, в печати разразился скандал, ученого травили и преследовали, намекали на сомнительных инвесторов. Каспер уединился, а затем исчез, пригрозив напоследок уничтожить свое детище. Больше его никто никогда не видел, ходили слухи, что он увлекся граффити и поселился в Боготе. В оккультных кругах утверждали, что Каспер был ангелом-инспектором, публиковались даже фрагменты его отчетов, весьма и весьма нелестных для всех нас.

Я хочу вот что… Наш визуальный мир устроен невероятно умно, взгляд только кажется рассеянным, на самом деле наш глаз умеет выделить в любой картинке самый важный фрагмент. Собственно, глаза постоянно работают над этой задачей, и решение не всегда очевидно. Неважно на что я смотрю – на «Ночной дозор» или соседний дом – вон тот квадрат или тот овал обрамляют самое главное, самое существенное. Я хочу собрать эти фрагменты воедино, я хочу смоделировать идеальный объект, в котором нет ничего, решительно ничего лишнего. Я не идиот, я музейный работник, у меня талант собирательства, я забуду обо всем лишнем.

Заранее прошу не перебивать и не задавать никаких встречных вопросов, у нас мало времени. Что нужно сделать каждому из вас:
– подать тендерную заявку на кафетерий в обновленном парке Роз
– прочесть вслух (медленно) «Тамань» Лермонтова
– обменять эквивалент трех тысяч американских долларов на иорданские динары
– приготовить письма об исчезновении
Господа, с вами свяжутся в нужный час. И самое главное – никаких жалоб и стенаний, все складывается как нельзя лучше.

Ненароком дорожные рабочие зацепили кабель подстанции, по цепной реакции отключился весь город. Улицы замигали фонариками телефонов, изысканная вежливость сменила панибратство, на крышах домов дети указывали на Арктур и Сириус. Дорон выкатил на тротуар никчемный холодильник с мороженым, его жена привечала редких прохожих. И когда время остановилось, чувство опасности обернулось таким нездешним кристаллом на нитке, украшение, да и только.

В полнолуние худшие из людей поблескивают бледно-зеленым, как светлячки.

 

Рассказ о политэкономии

Петерсона звали – правильно, его звали Питер. Он служил на фабрике минеральных удобрений, вел учет по оригинальной схеме, которую сам придумал и внедрил. Петерсона уважали, но не любили за грубость и самомнение. Однажды он потребовал бонусную премию не деньгами, а кокаином, дескать, в качестве лекарства от беспробудной тупости персонала. Петерсона немедленно уволили, фабрика скоро пришла в упадок, но и сам он опустился и подрабатывал чернорабочим где придется. «Как там наш Питер», – вздыхали на фабрике. «Когда враги нас окружали, мы оборону не сдержали», – напевал Петерсон.

 

Книга легких наказаний

Наказание памятью
Память прекрасно функционирует, но не выстраивает события лесенкой, душит подробностями.

Наказание любовью
Каждый вздох отдается нестерпимой нежностью ко всему живому.

Наказание баклажаном
Баклажан оживает и заговаривает, голос веселый и участливый, повествует о средиземноморской кухне, о забытых традициях, о чести и совести, в конце концов.

Наказание несправедливостью
Невозможность простить некогда молодых друзей и подруг за то, что они постарели.

Наказание пошлостью
Пение хором на площадях и перекрестках, отмолчаться не дозволяется, обязанность подпевать и пританцовывать.

Наказание гневом
Вспышки агрессии следуют с равными промежутками по времени, избежать, пропустить невозможно. В перерывах отдых, прогулки на свежем воздухе.

 

Рассказ о падении в бездну

…скакать во весь опор, стрелять на всем скаку. Петр взял на свое попечение огромного жеребца фризской породы, пенсионера конной полиции южного округа. Коня звали Адмирал, Петр арендовал место в деревенской конюшне и каждый день выводил Адмирала на прогулку. Конь любил яблоки и покой, Петр любил коня и тоже покой, оба терпеть не могли голубей и дизельные поезда. Петр выезжал на Адмирале к берегу моря, спешивался, присаживался отдохнуть. Среди песчаных лилий бродили голуби, позади грохотал дизель из Хайфы. «Я не мог поступить иначе», – объяснял Петр Адмиралу.

 

Музыка в гостиной

Фабий и Муций прибыли в сопровождении Ивана Сергеевича Тургенева. Год стоял поздний, и ничто, казалось, не предвещало грозных и страшных событий. Тургенев пригубил вина и задремал в кресле. Фабий наигрывал на мандолине, толкал Муция в бок, хозяева дома заламывали руки, будто просили о пощаде. За окном светало, гости мрачнели, никто не отваживался уйти первым.

Нашим миром управляют из потайного подвала на улице Яффо, – так поведал нам один запойный ешиботник. Его звали, кажется, Готлиб, впрочем, он каждый раз представляется новым именем. Там пять педалей и четыре рычага, – объяснял он, – все очень просто. Если есть желание, могу проводить и показать, только трогать ничего не дозволяется, очень строго с этим, вы должны понимать.

Какой-то безымянный бухгалтер, прости Господи, всю жизнь отработал на первичке в строительном тресте, уехал в Черногорию, напечатал там брошюру о природе чувства ненависти. Брошюру заметили, бухгалтера пригласили на конференцию в Цюрихе, докладывать, правда, не предложили, и он, покрутившись в кулуарах, вернулся ни с чем.
Сюжета нет, интриги почти нет, человек вроде и есть, а тоже нет. Мы должны вмешаться, не правда ли. Неба в алмазах обещать не могу, но случайный разговор на набережной со светилом науки, телефонный звонок, склока в кафе, что ли – и дальше оно уже само, бухгалтер оживет, сердце забьется.

 

Минутные встречи

Мне никогда не забыть того дня, когда я распростился с Еленкой и Богданом
Словно северное сияние разверзлось у нас над головами
Мелкой и дробной дрожью задрожал я от ненависти и страха

Было душно, поляну пурпурных ирисов огородили полицейскими лентами, публика пила кофе из термосов и переговаривалась шепотом. Ждали телеведущих и популярных артистов, дети и собаки подвывали, предчувствуя недоброе.

 

Скрипки К.

На старости лет наш К. просто сбрендил, как говорится. Вообразил себя скрипичных дел мастером, все пенсионные сбережения грохнул на оборудование и редкую древесину, не спал ночами, изучал тонкости ремесла, книги, видеокурсы, мастерклассы… Его скрипки и альты были божественно уродливы, колки не держали струну, звук плыл.
Но – случилось чудо, фрики от музыки влюбились в его творения. Каким-то образом К. умудряется сооружать своих мутантов никогда не улучшая качества, дикий звук каждого инструмента, так сказать, гарантирован. К. не поспевает принимать заказы, его улыбка стала надменной. Никто не знает, что у него теперь в голове.

На швейной фабрике сумятица и разлад, наладчиков почти поголовно забрали на сборы, в основном на границу с Ливаном. Поставки турецкого текстиля прекратились, снабженцы затосковали и насмерть разругались между собой. Половину главного цеха отдали музыкантам и художникам, фестиваль «Прелесть Галилеи» планировался еще до войны. Директор ходил по двору со старомодным огромным блокнотом, швеи гуськом следовали за ним и безобразно паясничали. В небе сапсаны гоняли серых цапель, весна была холодной, люди разделились на нежных и заносчивых.

Огромный телевизор на полстены привезли рано утром. Техник в красном комбинезоне отрегулировал изображение и терпеливо обучил главу семейства базовым настройкам. Телевизор сразу отключили от сети и больше не трогали. Экран сиял чернотой и отражал домашнюю суету. Ничего не изменилось, но в трудные дни говорили, что включить телевизор время еще не настало, есть еще время, еще есть.

Меня использовали втемную. Все знали, что я сказочно везучий, мне полагались льготы и почести, а меня использовали втемную.

 

Я идиотом аминь

Когда началась война, Петр открыл три крошечных бара в центре города. Почему-то он решил, что анисовые настойки способствуют смягчению сердец, в итоге так и оказалось. Настойка с тимьяном оказалась самой необычной, Петр не успевал готовить емкости. Все три бара удержались на плаву, Петр шествовал из заведения в заведение, бормоча свою присказку – я идиот, я идиота, я идиотом, аминь.

Тотемный столб племени алси мы раздобыли сложными окольными путями, привезли в контейнере с промышленной древесиной и хранили поначалу на мебельном складе. В пустыне Негев нашли подходящий холм, тайно вкопали, и мы, сумасшедшие, опубликовали сам факт, не раскрывая место расположения. Религиозные круги обвинили нас в языческих оргиях, светские подали жалобу в полицию, дескать, ландшафт пустыни пострадал. Но найти наш столб никто не сумел, пустыня Негев велика. Чужеземные духи жалеют и опекают нас, мы слабы и немощны, нам недолго осталось.

Я не верю в надежность субподрядчика. Я не нахожу достойной замены. Что делать – отказаться от проекта вовсе или проклинать себя за уступчивость?

 

Правда не нужна никому

Бюрократия у нас просто на первобытном уровне. Входящие и исходящие индексируются как Бог на душу положит, отчеты о заповеднике Ницаним попадают в кластер убытков от военных действий на севере, статистика разводов перемешана с незаконным строительством… Я в отчаянии, нужно начинать все с начала, моих сил не хватит, меня начинают ненавидеть и опасаться.

Пусть будет мысленно, я все изображу лицом – свадьба в саду, обрушение дорожного полотна, пустая гостиница. Актеров нет, зрителей нет, дверные ручки бьют электрическим током.

caret-downclosefacebook-squarehamburgerinstagram-squarelinkedin-squarepauseplaytwitter-square