вернулся с прогулки по лесопарку. Попил чаю. Собираюсь в гости. В сторону Спасо-Преображенского собора. Du cote de la cathedrale de la Transfiguration de N. S.)
счастливые люди трагических судеб
вечер у Тани Рауш. Словно в Сорренто.
путаю не только каланчи Тургенева и Репина, но и Вермеера, Рембрандта
каланчи Вермеера, Рембрандта
пп.
приёмный покой. Саша под утро вернулся из Александровской больницы, где пробыл всю ночь. Замёрз, пролежав на топчане. Его отпустили, потому что ничего не нашли. Скорую я вызвал вчера по его просьбе, когда вернулся из гостей. Он жаловался на головокружение, не мог встать после семи часов вечера. Я помню выражение лица молодого симпатичного доктора, который увидел Сашины книги, словари, фотографии и тридцать иконок.
иногда из-за розы в красном кувшине я видел карие полудетские полудевичьи глаза Тимофея. Учительница дала задание написать о жёнах декабристов. Ваня шёпотом сказал «мужья декабристов». Потом, чтобы занять мои руки и отвлечь мысли, положил мне на колени мягких зверей, сначала чёрную пуму, потом красного слона.
дети, мужья и жёны д., аленький цветок, мягкие звери
туда дорога напоминала национальный костюм: поля покрытые снегом, но исключительная белизна была зачеркнута местами красными и синими линиями складских помещений, вроде вышивки вспомнилось бывш. название совхоза Красный октябрь, на обратном пути в автобусе передо мной сидели женщины с детьми, женщины разговаривали друг с другом, мальчики дошкольного возраста играли друг с другом (о том, что они дошкольники, я узнал из разговора), лицо одного из мальчиков, симпатичное, со смеющимся щербатым ртом, в шапке-ушанке, было повёрнуто к товарищу, который сидел спиной ко мне, когда им надоело играть в пятнашки, мальчик сидевший передо мной неожиданно назвал товарища свиньёй, достал блокнотик и стал выводить печатные буквы С, В, Е, Н, Я. Потом показал другому. Повторив свенья. Потом последовали: корова. Бегемот.
бб: бедные ботинки. (мемуар о трёх днях в Москве).
любовь двух монстров (Москвы и меня). мм: Москвы, меня. Меняю Москву на себя (меня)
переулки, скользкие от наледи, которые вели вверх к Электрическому театру. Мамоновский и Благовещенский.
московское небо. С высотками в окне-трюме гостиницы. Сиреневыми облаками над путями Казанского вокзала. Огнями. И неожиданное солнце или, точнее, зимний свет в небе, сзади, когда шёл по Казачьему скверу к церкви Петра и Павла на Госпитальном Валу. Здание альма-матер (военного института) мелькнуло словно луна с левой стороны. Когда мы бегали на физкультуре в Лефортовском парке, то церковь с голубыми куполами и золотыми звёздами манила. Но прокрастинация (тогда я не знал этого слова) не позволила её посмотреть. И вот теперь как в «Маяке» Вирджинии Вулф (ВВ) (мои ноги скользят и утопают в снегу. Скользят и утопают. Как в семнадцатом веке. Только нет навоза. А то утопали бы в навозной жиже. Снежной)
замечательные московские вывески и аббревиатуры. Моструд, моссвет.
страх как в Венеции (какого-то века) заразиться московским гриппом. Люди в масках в метро. Вспомнил церкви Венеции. посвященные св. Року (кот. ходил с собакой по зачумленной Венеции, утешал жителей, спасал, посещал дома)
венецианская Москва
в тёплом и уютном номере гостиницы смотрел три дня подряд исключительно французские каналы, чтобы добиться максимального удаления и, соответственно, приближения к реальной жизни, спускаясь с девятого этажа гостиницы на московские улицы и в московское метро (мм). Звуки Москвы. Музыка, сочиненная А. Айги, исполняемая на клавишах пишущих машинок. Шум воды в душе. Шум душа. Шуршание чистых и свежих простыней.
поразило (но не сильно, будучи заглушено другими впечатлениями) место в котором я оказался (жить). Моя башня из бетона расположилась рядом с домом, где в квартире бывш. военного врача, при больнице, родился Достоевский. Я родился в квартале, где он жил в последние годы и умер (жил, родился, умер). И наоборот: умер, родился, жил.
Новослободская
ДД Данила Давыдов с бородой и палочкой сел на ступенях рядом со мной. Я подумал, как когда-то ребёнком сидел в цирке в проходе на ступеньках, когда бабушкина подруга тётя Дуся (пускала или проводила, говоря тогдашним языком). Я сказал Даниле, как в цирке. Он сказал, ненавижу цирк.
Цирк детства, Электрический театр
по пути к Петру на Рыбацкой улице встретил Н. М. с жёлтым чемоданчиком, перевязанным бечевой или проволокой. Поправил ему сбившиеся русые волосы и три раза расцеловал как патриарх папу на Кубе.
продолжаю сочинять новый роман. Название (как всегда предварительное. Или притворное) «Фассбиндер». Лирический герой прежний. Интрига (как всегда) в новых персонажах, неожиданных местах и разговорах. Или: неожиданных разговорах в привычных местах. Привычных р. в незнакомых местах. Сегодня, например, встреча с ИС в привычном месте, на Владимирской. Но в неожиданное время. Жизнь с С. как «на дне» пролетарского писателя. Кот. жил в особняке, подаренном миллионером-старовером. Как я.
вчера заминировали Ломоносовскую. И я вместо часа добирался до доктора часа три. И не пожалел! на троллейбусе номер четырнадцать, кот. идёт как и автобус номер восемь через всю промзону Левого берега (от Фарфоровского кладбища до А. Невского), но при этом петляет, проезжая по улице Книпович, мимо института им. Бехтерева, ул. профессора Качалова, по длинной улице Седова. Выбрал удачное место, у дверей, дышал воздухом на частых остановках, когда дверь открывалась и входили новые люди, с усталыми, а некоторые с красивыми лицами. Время «часа пик». Наслушался разговоров, насмотрелся на людей, обдумал многое, вспомнил имена, страны, события.
теги: заминированный троллейбус с счастливым номером, октофобия (страх перед числом «восемь»)
денди, вдруг подумалось мне вчера, когда возвращался с бани, те же дервиши, только не танцуют до головокружения, а больше молчат. Танец в молчании.
баня на Достоевского. «философия та же поэзия. Только высший градус её» (Достоевский)
жкх и жсс (жизнь с Сашей)
Саша устроился на новую работу. Из «деревяшки» ушёл в подсобные рабочие по ремонту квартир. Вчера поздно вечером вернулся растрёпанный и взъерошенный, но гордый! с зелёным ящиком для инструмента. Доверили инструмент. На стройке в Адмиралтействе не доверяли.
жсс
свежесть сленга. То есть решил «освежить» словарный запас ругательств, обсценной лексики, арго, читая роман Селби (перевод с американского) на фр. La geole (Room в подлиннике). Книга долго лежала на даче в изгнании (зелёно-чёрн. обложка). Замечательное чтение в жару и шум городского лета.
«весь день думал о дождях в Петербурге и вспоминал пешие прогулки, встречи, места, круговорот блестящих витрин, галстуки и бульварные ароматы, перемежающиеся с ароматом садовых цветов и луж» (В. Б., частная переписка)
лёгкая жаркая жизнь
уйдя из Деревяшки Саша устроился в Полушку. Но и в неё сегодня не пошёл
вчера был укушен пчелой
«что я цветок или письмо?» АА
odi e perdidi diem День без купания. Но не совсем: облил себя ковшиком из бочки с дождевой водой
в связи с вареньем вспоминали сегодня Розанова
сегодня под утро вспомнил об укусе пчелы. Показалось странным, даже диким выражение «укушен пчелой» (вместо «ужален») подумалось что надо срочно исправить. Но когда встал, стал размораживать холодильник, перекладывать варенье из эмалированной миски в банку. Саша целый день сидит дома. Пишет письма в благотворительный фонд, просит денег. Вместо того чтобы ходить трудиться). Очевидно мой модус виденди действует деморализующе, развращающе. От этого двери холодильника им открываются в течение дня множество раз. Хотя холодильник простой, белорусский, хороший, но требует разморозки из-за образующейся наледи или «шубы». Таким образом, я забыл исправить «укушен» на «ужален». И уже решил оставить как есть.
комп. редактор подчеркнул красным: вивенди, деморализующе, развращающе. Я бы подчеркнул Сашу, укушен, ужален и «шубу»
«деморализующе, развращающе» напомнили Ра́дищева (Саша произносит с ударением на А)
l’Eloge de la lenteur
прочитал Horses и как будто уже послушал Патти Смит
роман-блеф и в нём рефрен «от лёгкой жизни»
в эрмитаже видел античный мрамор, подарок папы Пия девятого Николаю первому (1851 г.). Танцующие сатиры. Видел Кранахов (ст. и мл.) и их школу (по совету доктора). Прочитал на стене статью искусствоведа («Между ренессансом и маньеризмом»). Дошёл до опасного воодушевления, но вскоре был утешен корейской керамикой в соседней анфиладе залов. По дороге в Э. попал под ливень, намочил ноги, но искусство согрело и обсушило. В зале Кранахов, где раньше были Матисс и Пикассо, сел на банкетку, снял туфлю (лёгкая, она сама соскользнула с ноги и приятно было коснуться эрмитажного паркета, как будто родной почвы)
вчера замечательная прогулка в сторону Доктора. Полюбил улицу Восстания («Сашу» трясло от переименованных улиц, а я грешным делом любил позлить его, произнося новое название, которое, впрочем, для меня допотопное, ветхое, существующее словно от сотворения Мира, услышанное в глубоком детстве, в этом проявлялось наше антагонистическое: его любовь к аристократии, моя любовь к простым людям, он любил Знаменскую улицу, а я люблю улицу Восстания). На самом деле, хотел написать о рассказах доктора о стране Ш., стихотворении Волчека, о молодом булочнике, а сбился на «Сашу»
приезжал в гости П. Р. Привёз книгу Батюшкова с приложением (рассказ врача, который сопровождал поэта из Европы на родину). Сказал, что стихи писать не будет. Я одобрил, но поинтересовался на всякий случай «почему». «У меня теперь есть жена». Замечательный аргумент. Ср. «потеряв родину, перестал сочинять музыку» (Рахманинов).
Пётр, Рахманинов, жена, родина, стихи и музыка
не уехал за город. Забыл паспорт. Без п. как крестьянину позапрошлого века кассирша Хармса (к. Х.) не дала льготный билет. За полную стоимость брать не хотелось. В душе даже обрадовался. (кассирша, очевидно, была удивлена безропотностью. Обычно п(енсионеры) и даже обычные люди проклинают их, грязно ругаются. А тут такая тишина. Пусть думает целый день. Повергнутая в тишину. Я с радостью возвратился домoй по пр. Славы. Пересаживаясь из троллейбуса в автобус. По своей прихоти. Наблюдая за людьми. Читая Даррелла. Он словно пластинка в тридцать три оборота. Ещё раз примирился с Купчино, выйдя на Пражской. Залюбовался листвой и разноцветными зданиями, что выстроили на Южном шоссе. Там за домами, у кладбища, Витя жил в сауне (публичном доме) с дагестанцем и девушкой Настей (кот. училась в институте)
от Вани из Америки пришла открытка. Не открытка, а целое письмецо, не в конверте, чтобы все могли прочитать. La transparence! с другой стороны, это прозрачность глубоких, бездонных озёр. Вначале, вынимая из ящика и выбрасывая листовки, принял за рекламу, подумав, что за странная реклама (двое молодых мужчин). Но, повернув открытку, обнаружил текст и, прочитав первую строчку, понял от кого и откуда. Тут же конверт из налоговой, счёт за газ. Вернулся взволнованный в квартиру. Но прочитать сразу не смог: помешал звонок, думал Стелла, сказал в домофон, заходи! открыл дверь, женщина в оранжевом, с ручкой и журналом, из газовой конторы, спросила «всё ли в порядке с плитой, нет ли льгот. Не инвалид, не донор?» Я сказал, нет. Слава Б. Она сказала: «Да, слава Богу». Я: «Зайдите, чтобы совесть была спокойной». Она прошла сквозь книги, вещи. Я зажёг все конфорки, покрутил краник, расписался. Проводил, пожелав терпения. Она устало улыбнулась и поблагодарила.
американское письмо
трое в комнате: я, Нил Кэссиди и Джек Керуак, Ваниной открыткой из Сан-Франциско на синем платке.
вчера не пришли и не выпали: Саша Петрова, СС, снег
собираюсь на встречу с Сашей Петровой в порядок слов и вспоминаю Варшаву: я сидел в конце апреля на варшавском холме, грелся на солнце.
(из-за самолёта «Сашу Петрову» перенесли на девять часов с семи тридцати (19.30). Я этого не знал. Ходил по Фонтанке. Входил в Порядок слов, снова выходил. Думая, что подумает продавец?) …) Неожиданно в магазин зашёл К. Ш., совладелец П. слов, и сильно не в духе. Он прошёл мимо, не обратив внимания, словно я был книга среди других книг в его магазине… Я листал А. К., желая найти одно стихотворение, краем уха слушая разговор между продавцом и КШ (как в фильме Полночные любовники*). Только в фильме вместо книжного ювелирный магазин. Наконец КШ увидел меня, сделал с усилием приветливое лицо подошёл поздороваться. Я заметил, что не приходилось видеть его в таком состоянии. В каком? спросил он. Вместо ответа я спросил: кстати, я пришёл на вечер А. П. М. б. я что-то перепутал? Он: какой вечер? Тут подошла Анна, девушка отвечающая за вечера, с сообщением, что вечер перенесли на девять часов. Можете остаться, почитать книгу, я ответил как в анекдоте, книгу я уже читал. Нет, продолжаю читать книгу. Тут неожиданно вступил в разговор продавец, мол. человек. Наверное, библию? Я ответил «может быть». (a suivre)
*(les amants de minuit)
я попросил Анну, отвечающую за вечера, передать сообщение Саше Петровой. Но она уходила сама. Тогда молодой человек за прилавком сказал, давайте я запишу. Он взял лист бумаги и ручку. Я принялся диктовать сообщение. В конце, когда нужно завершить послание фразой, привычной для эпистолярного жанра вроде fatally Your(s) или Je t’embrasse fort, я задумался, потом вспомнил сцену из фильма Гордецы, когда героиня, в драматической ситуации пишет текст телеграммы на почте, у неё не хватает денег, она вынуждена зачёркивать лишние слова, оставляя самые нужные (единственную драгоценность, свой крест, она продала за бесценок. И этих денег ей едва хватает на телеграфное сообщение, приходится зачёркивать «лишние» слова. (Продиктовав продавцу последние слова, я стал пересказывать Анне, отвечающей за вечера, сцену на почте и заодно краткое содержание фильма Гордецы* (Мишель Морга́н, Жерар Фили́п)
*Les orgueilleux
Удивительное: то, что не разлюбил за многие годы слова «пачворк» и «потлач», услышать голос маршала Петена и упоминание Геббельса и Гёльдерлина, Томаса Манна (Волшебная гора) в передаче, посвященной истории Рождества. Готовясь мысленно к балу АБ, решил выбросить некоторые вещи (прекрасную белую «водолазку», чёрную финскую бейсболку, кастрюлю «Саши», у которой подгорали пластмассовые ручки), чудесный и довоенный тёти-Тонин тёмно-синий жакет, пустую бутылку водки, фетиш, память о А. С., старые джинсы, оставленные на заплаты етс. В последние годы (ковёр на тему апокалипсиса в Анжу) бал АБ совпадает с западным Рождеством. Слава Б., думаю я, что мне не нужны ни платье ни украшения для бала (как героине новеллы Ги де Мопассана «ожерелье»: чтобы сшить платье мужу пришлось отдать все свои сбереженья, довольно большую сумму, которую он собирал годами, мечтая купить охотничье ружьё). Ожерелье одолжила «богатая» подруга. етс етс
Перед поездкой обнаружил, что пуговица держится на одной нитке, пока одевался она оторвалась. Подумал, что и без пуговицы доеду, положил её в карман, но на остановке вcё-таки решил вернуться пришить. Когда выходил из дома уже смеркалось, а когда приехал в Старую Деревню наступила ночь. Но отступать от «плана» не хотелось. «План» был съездить в Кронштадт. (от второй части, правда, пришлось отказаться. А именно: из Кронштадта поехать в монастырь в Стрельну навестить «Сашу». Ночью казалось, что едешь на край света. Так долго петлял автобус пока не попал в город-остров. Там было сказочно и пустынно. Памятник А. Макарову, ёлка и собор. Попив чаю в тируме (tearoom, швейцарская кондитерская, типа север-метрополь), любуясь из окна, сквозь гирлянды и ветки, на светящийся собор, поехал навещать адмиральшу, которую угораздило попасть в больницу. «угораздило» именно так тогда сказала Елена Шварц, когда пришла навестить Паоло.
tearoom, Швейцария, Кронштадт, Елена Шварц, адмиральша
часть дня рождения Л. провёл в доме-музее Державина, часть дня «философствуя как собака» (то есть в поисках «человека», бродя по лужам, под мокрым снегом по городу, по Галерной улице например, по бывшей Офицерской, Фонтанке, видел из оранжереи дД синий купол и золотые звёзды Измайловского собора, промочил ноги. Разговаривал с умным человеком о Распутине (), послушал немного поэтов,
в доме Державина узнал, что Т. Б. обижается на меня десять лет. За «борца сумо». Стоявший рядом Ю. Борисович Орлицкий сказал, «он обо мне тоже плохо написал», но не обижается, потому что хорошо, что написал (…).
Борец с умом (посв. Т. Б.)
прекрасный ненастный день. Под дождём, но в куртке с капюшоном и тибетской шапочке, возвращался вдоль Невы домой, взлетали чайки, начали зажигаться огни, вода была красивого цвета как микстура с анисом. Отдых от вчерашних ужаса и красоты. Ездил отдавать сто рублей в кафе Борей и разговорился с Таней. Потом решил навестить своих друзей Инну и Соню. Но их не оказалось на месте: из-за дождя получили отгул. Я стоял под навесом бывшего кинотеатра и наблюдал идущих по Невскому людей, воображая себя Луи Малем, только тот снимал «Площадь Республики», а я «Невский проспект»: люди просто идут по своим делам, основное внимание уделяется прекрасным лицам и походке людей, которые сами себя не видят. Вспомнил название книги Элен Каррер д’Анкосс «Русское несчастье» в связи с потоками воды на Невском. Тысячи ручейков весело стекают по плитке мостовой. До этого два раза перекапывали и мостили, и было трудно пройти и теперь когда идёт дождь, без резиновых сапог или калош трудно пройти, не замочив ноги. «Вы как принцесса, Саша» (сказал однажды Ваня)
Фёдор Бурдин (в миру Виктор Робертович Окладский) In memoriam
Ольгу А., адмиральшу, я не застал в больнице, хотя успел выписать пропуск, поднялся на пятый этаж, где на посту мне сказали, поискав в списках и, не найдя, что она приходит лишь на процедуры. Тут я вспомнил, Л. писала мне, что О. А. снимает квартиру в Сестрорецке и ходит лечиться днём в больницу. Адмиральша любит удобства как я и вы читатель дорогой. Тогда я решил сходить на берег моря. Увидеть там закат замечательного солнечного дня. Дорога в С. оказалась не слишком лёгкой. Мест для сиденья не осталось. Я читал моего Шатобриана стоя, прислонившись к кабине, иногда присаживался на выступ, где огнетушитель, иногда смотрел на соседей или за окно. И вот по дороге к морю встречаю адмиральшу. Настоящий театр: видя её удивление, говорю, что просто здесь гуляю. И тут же, не выдерживаю перед лицом простодушия, признаюсь, что приехал специально навестить её. Обнимаемся и целуемся. Предлагаю пойти на берег моря. Она соглашается. Но мне нужно выпить срочно чаю. Заходим в станционный кафетерий (Царь-пышка. От великого до смешного один шаг). Я заказал два чая, она достала из сумки пакет с хлебом и булкой, которые берёт после ужина в столовой. Такие привычки у миллионерш. (продолжение след.)
продолжая мемуар о вчерашнем дне. Хлеб (а позже и булка) из адмиральской сумки очень пригодились и оказались идеальными для поминальной трапезы. Я полдня не ел, поэтому накинулся на хлеб и съел два куска за чаем. Вкус хлеба оказался замечательным. А вечером, когда мы возвращались с моря, уже купив билет на электричку, захотелось выпить стаканчик кофе в той же «царь-пышке», адмиральша пошла «в кусты», что рядом с платформой. Вскоре она вернулась, сказала, что какой-то мужик осветил её фарой. Мне показалось это забавным. «Как в кино», сказал я. Адмиральша не пасует в таких ситуациях. Многое повидала в своей жизни. Сказал адмиральше, что вкусная булка, пожалуй возьму домой. Чем обрадовал её. Я озяб и рад был согреться. Обнялись на прощанье с моей адмиральшей. От усталости и тусклого освещения читать не хотелось. Дремал и переживал события дня. Уже ближе к дому до меня дошло значение событий, их красота: скромная поминальная трапеза (чай с хлебом, кофе с булкой). Вите (Феде) понравились бы такие поминки: сама адмиральша и сцена в кустах, не говоря уже о закате над морем. В фильме Безумный Пьеро звучит строчка Р. о вечности. Вечность? это море, которое уходит вслед за солнцем. (мой перевод) L’eternite? c’est la mer allee apres le soleil
Диспансер Левого берега и его обитатели. Когда вы едете на автобусе в сторону ДЛБ то, по известной формуле, перестаёте быть человеком и становитесь художником (artist, слово, которое любили Уайльд и Джойс)
Вернулся из Диспансера Левого берега словно с Волшебной горы Томаса Манна. Солнце как в Альпах. Сегодня (то есть вчера).
Отдых от лечения в ДЛБ. Урок на Маринеско. Доктор подарил мне новый компьютер. Ученик установил. Обмыли после урока. Но забыл какое было вино, но помню цвет. Красное. Сегодня ездил на Новую сцену. Напротив моей м. родины, на Фонтанке. Замечательные знакомые лица. Родные. Саша Смирнов спросил про Александра. Я, как Брежнев в анекдоте про старика Крупского, забыл (о каком Александре?). Значит А. будет богатым или долго жить. Андрей Левкин сказал «Я Андрей Левкин». Я ответил, что помню его.
После Фарфоровского погоста, то есть оплатив счета, решил поехать погулять в Лавру. И на обратном пути состоялся интересный и даже значительный (для меня) разговор в аптеке Фиалка. С сотрудницей аптеки (). (набросок к началу романа «Димедрол». Аптека Фиалка находится в православном здании у метро (бывш. здания Лавры). В соседнем помещении продают церковную утварь, иконы и свечи, чуть дальше, но в этом же здании, серебро, золото. Я вдруг вспомнил подходя к метро, что надо купить димедрол. В след. году, утверждает Пётр, рецепт уже недействителен. В двух других аптеках мне сказали, что димедрола нет, потому что их аптеки не государственные. Я спросил у женщины в белом халате при входе, государственная ли у них аптека. Оказалось, что она не знает, и попросила обратиться в окошко. (продолжение след.)
Продолжение «Димедрола». Женщина, которую я принял за сотрудницу аптеки, сидела у витрины «Французская косметика Ив Роше» и очевидно имела к ней отношение, а не к аптеке Фиалка (это а пропо. Быстро прошла очередь из двух человек. Аптекарша была похожа на доцента Б., мою последнюю начальницу, канд. филологических наук, то есть ни толста ни худа, весьма упитанная, ухоженная, с загорелым лицом и золотыми украшениями. В очках на круглом лице.) Когда я спросил про димедрол, её лицо стало более строгим, хотя у всех аптекарей строгие, но приветливые лица. Есть ли у меня рецепт? Да, я протянул рецепт, который достала мне Л. Зачем вам димедрол, он ведь не помогает? спросила она. (продолжение след.)
«Что Вы с ним делаете?» (продолжение романа «Димедрол». Я простодушно объяснил, что делаю с ним. Пью перед сном, потом долго сплю, и лечение происходит во сне. (Она пошла с недовольным видом к шкафчику. Принесла. И неожиданно: сколько Вам лет? В рецепте указано 59.
Не похоже? И улыбаюсь. Она: нет. Я удивлённо: неужели моложе выгляжу. (во мне ещё живёт Кандид, a не только учитель Панглос). Она (с некоторым возмущением): мне пятьдесят семь. А вы выглядите хуже меня. И тут я не знал смеяться или плакать от такой простоты. (иллюстрация для лекции «Простота хуже воровства». Но возобладала галантность, оттого что начитался Шатобриана. Сделав грустное лицо и выдержав паузу, я сказал. Вот видите, я же болею. Страдаю. Она как генерал К. промолчала. Но глупый обывательский вид говорил. Сам виноват. Допился (или докурился). И как Кандид я не удержался и добавил «зато во мне радости много». Этого она не поняла. Взяв таблетки, я поблагодарил её и пожелал ей ещё долго не увядать. Уже у дверей (это крошечное помещенье, всего три шага от окошка до выхода) я вдруг заметил улыбающуюся женщину (фр. косметики Ив Роше). У неё было приятное, умное лицо, то есть доброе лицо. Она слышала весь разговор. Я невольно остановился и сказал. Какая вы симпатичная. Она засияла. От её сияния и мне стало хорошо. То есть ещё лучше. По дороге, как в сёрфинге, едва удерживаясь на волне эйфории, рассуждал о: Быть и казаться (Etre et paraitre. «Следить за собой». Держать голову во аде етс. К сожалению, моё косноязычие не позволяет увидеть в полной мере и ощутить ужас и красоту сцены. А главное!, по словам Иосифа Флавия, автора Иудейской войны (в Фейхтвангере): чтобы понимать экономику, то есть политику и войну, надо знать сколько стоит кувшин оливкового масла. В нашем случае это упаковка димедрола. 3.50 (три рубля пятьдесят копеек. За две упаковки семь рублей.
Монтень. О возрасте. (De l’aage), Фейхтвангер, Иудейская война, Маркс о Бальзаке, Генерал К из Перевального етс етс
оч. тёплый приём в высш. школе экономики (историческое здание Техникума Сберегательных касс. Напротив квартиры Жанны и Георгия Ковенч.). Я был в ужасной форме, а может статься, в одной из лучших форм. Больной, заехавший в аудиторию по дороге в диспансер, в зелёной куртке, серых штанах, в зелёной толстовке, зелёном шерстяном мамином шарфе с красными и золотыми полосками. С. С., не видевший меня давно, тем более в настоящем состоянии пароксизма дурных страстей (болезнь) и должен был испытать священный ужас, трепет етс. В конце концов «что-то щёлкнуло» (.) и с аудиторией установился контакт как с внеземными цивилизациями, вечно молодыми космогониями
автопортрет в виде пьющего зелёный чай в вшэ и ещё едящего шоколадную улитку с изюмом в буфете на этаже, рядом с аудиторией, где выступал. Пригласивший меня С. С. сидит напротив, он же предлагал угостить меня, но я сказал, что «у советских собственная гордость», зато позволил ему принести салфетки, эту ужасную улитку с трудом удавалось есть, шоколад оставался на салфетках, салфетки прилипали к улитке, я постоянно вытирал рот из опасения, что измажусь шоколадом, как в детском саду
ХВ: Христос воскресе, холодная война.
Холодная вода. В заливе, где я решил омочить ноги, была холодная вода. Я вспомнил традицию окунать стопы или ладони в воду. («свои ладони в Волгу окуни» (с) Удивительно, что в реке была тёплая вода. Я окунул ладони в реку Кемь, где пороги и царская дача. А потом стопы в воде моря, когда приехали в Котку, дали два часа св. времени на шопинг и на отдых. Я пошёл гулять на берег залива по тропе Екатерины. Окунул стопы и сел на деревянную скамью в форме шезлонга. Рядом купался юноша, семья сидела рядом, девушка фотографировала его, как смелый он залезал в воду. Красивый, молодой. Потом заходил в кабинку переодевать трусы. Вытирался полотенцем. Семья его ждала и девушка. Я любовался идиллией. Потом он, правда, стал бегать за гусыней с утятами. Какой глупый. Молодой отец рядом сказал маленькой девочке не гонять гусыню с гусятами. Я ещё вспомнил, что вчера на вокзале видел поэта А. С. К. который с тележкой семенил к платформе. Потом у касс увидел жену. Обрадовался, что он не один. С женой и тележкой. У неё ещё была чёрная красивая сумка, баул. Всё смешалось в летней голове моей.
Книга Александра Ильянена «Домик няни» готовится к выходу в издательстве Freedom Letters