СОБАЧИЙ ВАЛЬС
тоскует человек барокко
ничтожен духом сердцем пуст
в его саду одна морока
худеет дёрн болеет куст
он отстраняется стыдливо
он за фонтанами следит
глядит в себя как в перспективу
в зерцало юности глядит
природа не жалеет знака
и доказательства полна
вот у него жила собака
вот у него жива жена
он мается в уме считая
не поддаваясь ничему
как жертву осень почитая
где только одному ему
зачем-то музыка играет
по выходным в саду пустом
из ребер горе выпирает
виляет призрачным хвостом
ИНОСКАЗАНИЯ ПОЭТОВ
с татарской пустыней в кармане
форелью в уме
читаю доверчивой маме
о прожитом дне
о глупой ошибке в пейзаже
бессмертной душе
о всяком таком чего даже
не вспомню уже
о возвращении
поэта к поэту
о прекращении
метаморфоз
где всё это rose is a rose is a rose
где долго я долго учился писать
чтоб зано чтоб заново не исчезать
но этого мало
в прожитом дне!
моя бедная мама
не верит мне
тогда я набираю
побольше воздуха:
у души есть глубина
достаёт она со дна
ультразвук
электрошок
патологоанатомический мешок
всевозможных
вещей
книга срывается с крыши
небо становится выше
из кармана течёт вода
в ней лёд и пустыня никогда
я не смогу объяснить ей
что же произошло
РАЗМИНКА
вы в той стране, где нет готовых форм
ab ovo было слово
разбитое яичко
простого золотого
как птичка-невеличка
явления — приветливая рябь
предмета катастрофы пыль и перья
неповоротливые штучные деревья
волнение крылатого покоя
но что это такое? кто я
и кому доверять?
откуда этот римлянин? колени
в обидных синяках цветут сирени
сирена объявляет это Лета
сирены поправляют это лето
особенное письма с того света
идут нетронуты живее всех живых
их голос тих а регулярный стих
нерегулярный ну и что с того?
он разминается
я стерегу его
ему неловко он привык один
на берегу скорлупок и подводных тин
себя изобретать как первый раз
и быть кем хочет он поэт атлет
он выпрямляет жилистую шею
потягивает белое плечо
так чувствительный глаз
настраивается на солнце
пробует да или нет
правда неправда
холодно
горячо
VILLA DELENDA
наступает зима, Арлекин!
не догнать черепаху
неподвижной стреле не достать золотую пяту
не решить ключевую задачу
не входить в эту реку и сразу же в ту
не уехать на дачу
не поддаться унынию не уступать новостям
не найти подходящего слова
не сидеть по гостям
не бояться простой темноты
не угробить цветы
не учить из перикла ставрова
не лукавить
не надо ля ля тополя
не остаться один на один с образцовыми снами
незаметно до белых костей замерзает земля
расправляется с нами
не писать ерунду
не юлить не мельчить
не ловчить с похоронной халтурой
не стоять на холодном ветру не срастаться в бреду
с безразмерной культурой
на фавстоса бизанта
у виллы деленда
открывалось азартно
исчезло бесследно
наступали года
утекала вода
мы читали как больше никто никогда
а что было
так нам показалось
кто куда расходились как будто пора
а что чувствовали мы забыли вчера
и молчали о чем полагалось
память фальшивит темнят голоса
жить можно только закрывши глаза
LES CHAMPS ELYSEES
мы не уверены, что оно существует, но это лучшее место на свете
я знаю место за рекой
прелестный уголок такой
куда не ходят поезда
дороги нет
пойдем со мной дахин кенст ду
не знаю к своему стыду
но мне хотелось столько лет
попасть туда
настроит кадр хитрый клод
картошка курица компот
строфа антистрофа эпод
ты понял,
как это сделано?
цветет жасмин блестит волна
растет пустынная сосна
поет непарная зурна
молчит река
трясет озноб бросает в жар
дышать нет смысла воздух шар
в ветвях надулись облака
и смерть близка
я из тени деревьев как новая тень вырастаю
и вагоны встречающим взглядом листаю
но искать устаю закрываю глаза
различаю вдали как скрипят тормоза
елисипеды
блаженных
дачников
ты заметил,
что мы уже несколько лет говорим
об одном и том же?
а может
мы целую жизнь говорим
об одном и том же
что знаем место за рекой
прелестный уголок такой
где каждый каждому другой
а себе такой же?
рисунок вокзала стекло и сталь
возможно даль потом февраль
свет искажен а ночь нежна
цветет сосна поет волна
ты понял,
как это сделано?
в зеркале клода
черная вода
мы не уедем
уже никогда
РОМАНС
ступенька ужом изгибалась
и гибкое время текло
красавица мне улыбалась
понятное дело назло
и время долой проносилось
и слёзы солёно лились
я силился вспомнить но силясь
забыл чем кончается жизнь
кем был генеральский советник
где был титулярная дочь
кто робко в любви объяснялся
кто был объясняться охоч
кто был а пытался казаться
кто только казался что был
кто попробовал снова пытаться
и вовсе себя разлюбил
змеиных ступенек смотритель
на лестнице шею сломал
до кончика носа ценитель
красавиц как заяц пропал
но им вспоминалось казалось
что ясно как жизнь отошло
и время назло улыбалось
и с лестницы гибко текло
COMFORTABLY NUMB
поэт есть зеркальце у рта больного мира
дети гуляют провозглашая лето
единодушно из белых окон
зияет свет прямой и ненужный
как мое бестактное тело
вздымаются занавески-медузы
водоросли скользят из-под пледа
мир принимает странные позы
освобождается до предела
и нет его и подумать страшно
как снова нет а на месте слова
влажно: так осязает выход
запотевший выдох больного
приходит в голову или в чувство
речь пневматическое искусство
или заевшая застёжка
или непарная серёжка
или список всего
что нуждается
в обнаружении
зная это вы бы
раскрывая рты
висли будто рыбы
на шее у воды
как медузы дети
жили бы на дне
притащили сети
показали мне
а там!!
(подносит зеркальце)
тело в воздухе горит
мир со мной не говорит
ЛИСТЬЯ
мы услыхали бы слова
слова ложатся друг на другу
прикрывают друг друга наготу
оплакивают безучастного бога
во всю свою невыразимую пьету
слова оборачиваются друг другом
придумывают себе имена
звук сменяется отзвуком враг оврагом
взрывы нарывы а потом тишина
слова не заслуживают доверия
как пещерные тени чужих идей
превращаются закономерные деревья
в яблочные лица лошадей
я подбираю их медные слёзы
их пар горячий по небу разлит
в парке приторно варится кукуруза
лают собаки спина болит
ДВОРЕЦ ПАМЯТИ
а смерть нависает над каждым, неизбежна для всех
снова Фессалия
(слава тебе, Фессалия
слева от входа зелёная оттоманка)
где небо великолепнее городов
где пасутся стада стадов
где реки низвергаются с гор
а потолок нависший над Симонидом
искусно расписан:
Скопас на колеснице
Скопас верхом на лошади Скопас
в профиль в анфас во весь рост
и до пояса Скопас и даже снится
Скопасу Скопас а перед сном
(перед тем как закрыть глаза)
он сам
являет себя себе
в разных сюжетах
(что такого
не так ли и все мы?)
выше, плотники, выше!
подпирает колонны Краннона
память щепки руины осколки
из-под завалов торчат безупречные
руки и ноги больше не близнецы
каменные восковые лица
плодятся в памяти
и наверное снится Скопасу
как здесь обедал Скопас
заказывал песни
(в добрый путь!)
память
проходит сквозь слова
виляя у края
игла выбирает нужное место
восемьдесят шестая глава
об ораторе книга вторая
образы соединяются неизвестно
(куда подевалась белая лампа
над оттоманкой?)
с чем, пережитое неизбежно
нас будут помнить пока не забудут
(потом забудут конечно)
УХ ТЫ ГОВОРЯЩАЯ РЫБА
lalala the life goes on
домик на привязи скользкий закат
солнце как масло плывет по реке
рыбий спектакль дают напрокат
я свой билет разминаю в руке
там говорят подсекает апрель
рвут первоцветы скрипят жалюзи
плачут сухие глаза-акварель
домик срывается с привязи и
вот оно что облади облада
вот от крючка аккуратная ранка
милая хочешь играть в города
буквы плывут шевелится приманка
ловится всё но не то но не ты
блекнет узор на семейном фарфоре
рыбы заводятся от немоты
волга впадает в каспийское море